Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Достаточно ли я хороша? Да, достаточно, как и все вы.
Я сказала ученицам Элизабет Гаррет Андерсон, что они глубоко меня тронули. Сказала, что жизнь каждой из них – драгоценна, ведь так оно и было. И, закончив речь, я обняла каждую девочку, до которой смогла дотянуться.
Дома, в Вашингтоне, наступила весна. Солнце всходило раньше и задерживалось подольше. Склон Южной лужайки постепенно зарастал яркой и пышной зеленью. Из окон резиденции я видела красные тюльпаны и лавандово-виноградные гиацинты, окружавшие фонтан у подножия холма. Мы с командой последние два месяца работали над тем, чтобы воплотить мою идею огорода в жизнь, но это было нелегко. Во-первых, пришлось убедить Службу национальных парков и команду Белого дома отдать нам участок одного из самых знаменитых газонов в мире. Само предложение поначалу встретило сопротивление. Прошло несколько десятилетий с тех пор, как по инициативе Элеанор Рузвельт посадили Сад победы Белого дома, и никто, казалось, не был заинтересован в повторении. «Они считают нас сумасшедшими», – сказал однажды Сэм Касс.
Но в конце концов мы добились своего. Сначала нам выделили крошечный участок земли, спрятанный за теннисными кортами, рядом со складом инструментов, но, к его чести, Сэм боролся за лучшее место и наконец обеспечил себе угловой участок площадью в тысячу сто квадратных футов[152] в залитой солнцем части Южной лужайки, недалеко от Овального кабинета и качелей, недавно установленных для девочек. Мы согласовали все это со службой безопасности, чтобы убедиться: наша работа не нарушит работы датчиков или линий визирования, необходимых для защиты территории. Затем провели тесты, чтобы определить, достаточно ли в почве питательных веществ и не содержит ли она таких токсичных элементов, как свинец и ртуть.
И только после этого смогли начать.
Через несколько дней после возвращения из Европы я приняла группу студентов «Бэнкрофта» – двуязычной начальной школы в северо-западной части города. Несколько недель назад мы с ними уже подготовили почву лопатами и мотыгами. Теперь те же самые дети вернулись, чтобы помочь мне с посадками. Наш клочок земли находился недалеко от южной ограды вдоль улицы E, где часто толпились туристы, желающие взглянуть на Белый дом. Я радовалась, что теперь огород тоже будет частью их вида.
По крайней мере, надеялась когда-нибудь радоваться. С огородом не знаешь наверняка, что получится, – вырастет ли у тебя хоть что-нибудь. Мы пригласили СМИ, чтобы осветить посадку, а также позвали на помощь всех поваров Белого дома вместе с Томом Вилсаком, министром сельского хозяйства Барака. Все должны были видеть, что мы делаем. Оставалось только подождать результатов. «Честно говоря, – сказала я Сэму еще до того, как все пришли, – лучше бы наш план сработал».
В тот день я стояла на коленях с группой пятиклассников и занималась саженцами, прихлопывая землю вокруг хрупких стеблей. После того как мои европейские наряды в прессе разобрали по ниточкам (на встречу с королевой я надела кардиган, что журналисты сочли не меньшим скандалом, чем прикосновение), я с облегчением опустилась на колени на землю в легкой куртке и повседневных брюках. Дети спрашивали об овощах и моих текущих делах, а также «где президент?» и «почему он не помогает?». Однако через некоторое время большинство из них утратили к этому интерес, сосредоточившись на садовых перчатках и земляных червях. Мне нравилось проводить время с детьми. На протяжении всего срока пребывания в Белом доме это будет бальзамом на сердце, способом на мгновение сбежать от забот первой леди и от постоянной тревоги о том, за что меня на этот раз осудят. Дети позволяли мне снова почувствовать себя самой собой. Для них я была не частью шоу, а просто милой, высоковатой леди.
Мы посадили салат и шпинат, фенхель и брокколи. Посеяли морковь и капусту, лук и горох. А еще ягодные кусты и много зелени. Я не знала, что из всего этого выйдет, точно так же, как не знала, что выйдет из нашего пребывания в Белом доме, что ждет страну или кого-то из этих милых детей вокруг. Все, что мы могли сделать, – это верить в плодотворность усилий, в то, что благодаря солнцу и дождю со временем сквозь землю и грязь пробьется что-то хорошее.
21
Однажды субботним вечером в конце мая Барак пригласил меня на свидание. Все четыре месяца своего президентства он целыми днями работал над выполнением обещаний, данных избирателям во время предвыборной кампании; но теперь он выполнял обещание, данное мне. Мы поехали в Нью-Йорк, чтобы поужинать и сходить в театр.
Долгие годы в Чикаго наши свидания были неотъемлемой, священной частью каждой недели, традицией, которую мы защищали, несмотря ни на что. Я обожаю разговаривать с мужем через маленький столик в зале с приглушенным светом. Всегда обожала и, думаю, всегда буду. Барак – хороший слушатель, терпеливый и вдумчивый. Мне нравится, как он откидывает голову назад, когда смеется. Я люблю легкость его взгляда, доброту его сердца. Неспешный вечер за едой и бокалом вина всегда был нашим способом обратиться к началу, к первому жаркому лету, когда между нами впервые пробежал электрический ток.
Для нью-йоркского свидания я надела черное коктейльное платье, накрасила губы и уложила волосы в элегантную прическу. От перспективы побега с мужем я чувствовала приятное волнение. За последние несколько месяцев мы часто посещали обеды и выступления в Кеннеди-центре, но почти всегда с официальным визитом и в окружении большого количества посторонних. Этот вечер мы проведем вдвоем.
На Бараке был темный костюм без галстука. Ближе к вечеру мы поцеловали дочерей и маму, рука об руку пересекли Южную лужайку и забрались в «Марин-1», президентский вертолет, который доставил нас на базу ВВС «Эндрюс». Затем на небольшом самолете ВВС мы вылетели в аэропорт Кеннеди, а оттуда – вертолетом на Манхэттен. Для обеспечения нашей безопасности все передвижения, как всегда, были тщательно спланированы нашими помощниками и сотрудниками службы безопасности.
Барак (с помощью Сэма Касса) выбрал ресторан рядом с парком Вашингтон-сквер. Он знал, что это место – небольшое милое заведение Blue Hill – должно мне понравиться из-за акцента на продуктах местного производства. Когда мы проезжали последний отрезок пути от вертолетной площадки в Нижнем Манхэттене до Гринвич-Вилладж, я заметила огни полицейских машин, которые перекрыли улицы, и почувствовала укол вины за то, что наше присутствие в городе испортило многим людям субботний вечер.
Нью-Йорк пробуждает во мне чувство благоговейного трепета. В нем достаточно места и работы, чтобы удовлетворить любое эго. Я вспомнила, как с широко раскрытыми глазами впервые проезжала по нему с Черни, моей наставницей из Принстона. Барак испытывал к этому городу еще более глубокие чувства. Дикая энергия и разнообразие Нью-Йорка идеально подошли для его интеллекта и воображения много лет назад, когда он был студентом Колумбийского университета.
В ресторане нас проводили к столику в укромном уголке зала, пока остальные посетители старались на нас не таращиться. Никто не скрывал нашего присутствия. Любой, пришедший после нас, должен был пройти проверку металлодетектором службы безопасности президента – быстрый процесс, но все же неловкий. Я почувствовала еще один укол.